Проект «Калейдоскоп жизни». Вендетта по-сибирски

Исторические словари объясняют: «Кровная месть, также венде́тта – древнейший принцип, характерный для родоплеменного строя, согласно которому лицо, совершившее убийство, либо кто-нибудь из членов его семьи обязательно подлежит смерти в порядке возмездия».

Кровная месть – давний, прочный и повсеместный институт правосудия традиционных обществ, существовавший на догосударственной и раннегосударственной стадиях развития. В римском праве был даже сформулирован принцип равного возмездия, названный  талио́н (от латинского слова talis – «такой же»). Эта категория юриспруденции и морали требовала назначать уголовное наказание, во всех отношениях абсолютно равное вреду от совершённого преступления.

Своё прочное место этот принцип занимал и у славян. Изрекая ныне старинную русскую пословицу «Око за око, зуб за зуб», мы озвучиваем норму традиционного права предков.

Сознание современное человека, в значительной своей части формируется кинематографом и телевидением. Знаменитый «Крёстный отец» и подобная кинематографическая продукция с сюжетами о кровной мести где-то на подсознательном уровне породили убеждение, что до наших дней этот палеолитический атавизм дожил только у первобытных племён Африки да итальянских мафиози. Однако это не так. Примером может  служить хотя бы недавняя история убийства осетином В. Калоевым авиадиспетчера П. Нильсена – того самого человека, по вине которого при известной авиакатастрофе над Баденским озером погибли дети мстителя. Судя по торжественной встрече, которую земляки устроили Калоеву при возвращении на родину, идея кровной мести достаточно популярна сегодня и успешно транслируется в завтра.

Северные цивилизации также не являют исключения из общего правила, кровная месть практиковалась и здесь. Носитель европейских норм морали и права Г. Новицкий в первой четверти XVIII в. писал о сибирских уграх: «…Находятся ниже закона, но руководствуются естественным законом, природным познанием добра и зла…». В понятие «естественного закона» набожный миссионер, судя по всему, вкладывал исключительно христианские добродетели, поэтому только что приведённую цитату он завершил почти тезисом Евангельских заповедей: «…Воровства и убийства не знают». Однако недостаточно зорко ссыльный европеец видел окружающую действительность: суровые сибирские язычники под «естественным законом» понимали совсем другие духовные ценности и установки, в том числе и абсолютно, по их мнению, справедливое право на кровавое возмездие.

Главным подтверждением сказанному является хантыйский и мансийский фольклор, точнее та его часть, которую называют «героическими сказаниями» или «героическими песнями». При незначительном варьировании в деталях сюжет в них примерно одинаков и посвящён военному походу богатырей либо за невестой, либо для исполнения кровной мести.

В широко известной и существующей в разных редакциях легенде об эмдерских и карпоспатских богатырях присутствуют оба этих сюжета. Как водится, зачин этого эпоса вполне благопристоен. Большая группа мужчин из Эмдерского (Индерского) городка во главе с богатырём Севенхоем-Ветенхоем и четырьмя его племянниками отправляется с Оби в верховья р. Конды для «героического сватовства» дочери другого богатыря – Худема, что главенствует в городке Карипоспатвош (Карпоспат). Всё идёт прекрасно. Приехавших впускают внутрь укреплений, церемония сватовства протекает по общепризнанным канонам, привезённый калым передаётся и с благодарностью принимается, первый из череды свадебных пиров находится в самом разгаре…

Но тут в городок возвращаются сыновья Худема (то есть братья сосватанной невесты). Они сами уезжали свататься и вот привезли с собой своих молодых жён. Казалось бы – гуляй, свадьба!  Чтоб неба было мало и земли! Ан нет. Обских гостей при виде новых женщин словно подменяют. Вот как дальнейшие события передаёт прозаическая версия этой легенды: «И началось тут пиршенство. Уж много чанов опростали браги, как приехали те три сына, что были в отлучке. Приехали они на трёх крылатых конях, и каждый из них держал на коленях по молодой хозяйке. Как только увидели индерские гости красивых баб, то разгорелись у них глаза, и начали они баб тех у хозяйских сыновей отнимать, и пошли тут свалки да драки».

Итог оказался печален: «В драке этой перебили всё войско индерское да убили четырёх сыновей Худема. Смекнул тут Севенхой, что дело выходит неладно, взял посадил невесту в нарту, да и пошёл наутёк». Агрессивные племянники, спровоцировавшие драку, тоже ретировались, но бросившиеся в погоню сватовья всех их поочерёдно догнали и убили.

На этом первый акт драмы «Неудачное сватовство» закончился. Начался второй – теперь уже под названием «Кровная месть». Новое поколение богатырей из Эмдерского городка (по другой версии, сыновья погибших племянников Севенхоя) пошли на Конду мстить за смерть своих родичей. Жителям Карпоспата, ставшим убийцами из-за необходимости защитить своих женщин и честь своего рода, пришлось бросить свой городок и бежать к своему союзнику – богатырю из городка на р. Евре. Однако эмдерские мстители настигли их и там, а затем устроили вселенское побоище, в результате которого погибли все его участники. Так, повествует легенда, месть стала причиной заката славы и индерских, и карпоспатских богатырей.

Мотив возмездия не редок и в сказках, где главный герой поначалу живёт с матерью или бабушкой, в период взросления узнаёт об убийстве отца, отправляется к обидчику и приводит в действие талио́н.

Одна из хантыйских сказок так и называется – «Месть за отца»:

«Одна женщина с сыном живёт, сын у неё маленький […] Они живут, живут. Потом сын вокруг ходит с нартой, думает: «Почему с матерью одни живём? У меня отца не было что ли?»

Пошёл на высокий холм, заметил: там двое убитых лежат. Он думает: «Дома надо у матери спросить, может, мой отец убитый тут лежит».

Домой пришёл, у матери спрашивает:
– Не знаешь, у нас отца не было что ли?

Мать отвечает:
– Нет у тебя отца.

Он говорит:
– Там на высоком холме двух убитых видел.
– Это когда Ахыс-ях с нашими воевали, твоего отца убили. […]

Поехали вместе, чум повезли, вместе стали жить. Самый младший говорит шести братьям:
– Нашего отца убили Ахыс-ях, давайте их искать.

За один день много оленей забили и много матери оставили. Говорят:
– Завтра поедем.

Поехали на север семь человек. Целую зиму ехали. Пришла весна, потом лето […]

Осенью по первому снегу стали к войне готовиться. Пошли к городу поближе. […] Сражались, сражались, сразу всех убили. […]».

Помимо фольклора, сюжеты кровной мести – пусть и нечасто по причине их чрезвычайной сокрытости – встречаются также в записях путешественников и исследователей, побывавших на территории Югры.
Например, наличие мстительных настроений в мансийской среде в 1920–1930-х гг. отметил на р. Северной Сосьве В.Н. Чернецов:

«Один халапанский остяк убит был тапсуйскими. Если бы первые могли, они непременно пошли бы мстить нур вынквы [«в обиду взять» – Н.П.]. До сих пор они говорят между собою: «Если бы пошли мы на Тапсуй, то всё с землёю сравняли бы».

Яков Куриков убил моего младшего брата, младший брат отца тотчас же схватил ружьё и хотел застрелить того, но его удержали. До сих пор я не могу спокойно смотреть на Курикова, и он это знает. Когда я выпью, он запирается в доме, боится, как бы я его не убил. К. Сампильталов» ( 27.11.1935).

Многочисленные и повсеместные факты кровной мести даже позволили В.Г. Карцеву, В.Н. Чернецову, З.П. Соколовой и некоторым другим исследователям считать их не отдельными проявлениями культуры обских угров, а одним из устойчивых признаков рода – наравне с единой территорией, единым мифологическим предком, единым самоназванием, единым кладбищем, единой тамгой и пр.

В отличие от классической вендетты, у хантов и манси в осуществлении акта кровавого возмездия действовал принцип «прямой вины». Обязательность отмщения не распространялась на родственников обидчика, не приводила к многолетним взаимоистребляющим войнам между остяцкими или вогульскими монтекки и капулетти. Объектом мщения становился лишь сам источник кровной обиды.

Историки и этнографы утверждают, что большинство этических норм народов Севера было сформировано на догосударственной стадии общественного развития, социальные отношения на которой Томас Гоббс очень точно назвал «Bellum omnium contra omnes» («Война всех против всех»). Причины для внезапного нападения могли быть самыми разными – и поход за добычей, и борьба за лесные или пастбищные угодья, и «героическое сватовство» с целью умыкания невесты… Кровная месть – в этом же списке.

Именно постоянное состояние военной опасности вызвали к жизни ряд правил и запретов. Сейчас истинные причины их формирования забыты, как забыты причины появления многих правил европейского этикета – например, проверять правую руку собеседника при встрече (нет ли там оружия?) или обмениваться всплесками вина из своих бокалов на пиру (нет ли там яда?). Сегодня мы просто пожимаем друг другу правую руку и чокаемся бокалами, ничуть не думая об истоках этих традиционных норм поведения.

Точно также в наши дни ханты и манси соблюдают традиционные правила поведения совершенно автоматически. Например, принято соблюдать тишину и не бросать бытовой мусор в реку – они без нужды не шумят и не мусорят. Нередко эти запреты объясняют врождённой экологической культурой коренных сибиряков. Исконная причина, однако ж, в другом – в требованиях маскировки. В прежние времена и в лесу, и на реке, и в посёлке необходимо было постоянно «держать ушки на макушке». Демаскирующий шум или неряшливость одного человека могли стать причиной гибели всего поселения. В фольклоре обских угров присутствует устойчивый сюжет о том, как женщина выкинула в воду использованные гнилушки из детской колыбели, а внимательные враги обнаружили по ним поселение и разорили его.

Действовали определённые правила и при встрече. Например, нельзя было заходить в жилище с оружием – лук всегда оставлялся снаружи чума или землянки. Жителю с р. Казыма при контактах с хантами р. Пима или Агана предписывалось располагаться только лицом к лицу и ни в коем случае не поворачиваться спиной. А тем, в свою очередь, запрещалось заходить за спину казымца и исчезать из поля его зрения. При соблюдении этих условий общение предполагало мирные формы.

Время от вынесения кровавого приговора до его исполнения могло быть очень долгим – годы и годы. За обидчиком упорно и внимательно следили, отслеживали его перемещения, ждали удобного случая…

До вхождения Сибири в состав России и, стало быть, в пространство российского правового поля факты кровной мести вряд ли скрывались. Скорее всего, наоборот: при юрисдикции традиционного права такие события специально обнародовались, поскольку служили, с одной стороны, удовлетворению амбиций и поддержанию социального статуса обиженной стороны,  с другой – устрашающей «профилактикой правонарушений».

Позже мстителям пришлось осуществлять принцип кровной мести скрытно. Жизнь промысловиков – вдалеке от поселений, иногда в одиночестве, рядом с хищными и опасными для человеческой жизни зверями, при постоянном общении с оружием – это существование в зоне повышенного риска. В таких случаях преднамеренное убийство очень легко замаскировать под несчастный случай. Инсценировать случайную трагедию на охоте или на рыбалке не так уж сложно. Бывало, что при рассказах о нечаянно погибшем промысловике кое-кто из слушателей не мог скрыть ухмылки…

Один из авторов этих строк лично знает факт такой мести: в 1990-х гг. Алексей Новьюхов свёл кровавые счёты с убийцей своего брата Михаила. Последний был убит выстрелом из ружья в спину ещё за два десятка лет до того в п. Шайтанке Берёзовского района. Следствие тогда было почему-то быстро свёрнуто, виновника не нашли или не захотели найти. Но у погибшего было несколько братьев, которые, повзрослев, узнали имя односельчанина-убийцы. Один из братьев и осуществил акт возмездия. Поскольку убийца за давностью своего преступления решил, что его деяние так и осталось никому не известным, он потерял бдительность. И оказался в одной лодке с А. Новьюховым. По дороге они выпили. В одном месте мститель причалил к берегу, убил того, кого считали источником смерти своего брата, а потом сам поехал в берёзовскую милицию с признательными показаниями.

Следователи выехали на место, нашли труп. Как показала судебно-медицинская экспертиза, смерть наступила не в результате побоев, а от переохлаждения. Поэтому А. Новьюхов получил мягкий приговор – срок на поселении. Поскольку у убитого в семье мужчин не было, ответной меры – теперь уже в адрес Новьюхова – не последовало.

Следователям истинную причину убийства А. Новьюхов не раскрыл. Но с близкими людьми поделился.

После заключения он и сам был убит в пьяной драке.

Думается, что часть не так уж редких смертей охотников и рыбаков на промысле может иметь подобную же причину – кровную месть. Просто не все имеют желание и смелость признаться в факте и причинах намеренного кровопролития, как это сделал А. Новьюхов.

Не всегда месть принимала форму прямого убийства. В трудных и опасных условиях таёжного Севера она могла быть осуществлена и в виде неоказания помощи в чрезвычайных ситуациях. Если в таком случае человек видел смерть своего кровника, месть считалась исполненной.

При этом посягательство на жизнь человека всё же не считалось безусловной добродетелью. Односельчане, многие из которых были родственниками, старались жить мирно. Даже орудие убийства человека считалось уже нечистым.
Тот же В.Н. Чернецов засвидетельствовал:

«Ружьём, которым убит человек, вогул не может уже охотиться и старается его сбыть с рук, как это сделал Аськпай пыг, променявший мне ружьё без всяких разговоров, несмотря на то, что у меня не было медных патронов, и ружьё очень крупного калибра» (юрты Няксимволь, 1926–1927 гг.).

Обычаю кровной мести нередко сопутствуют термины «дикость», «отсталость», «пережиток родового строя»… Но почему одни «пережитки» канули в веках, а другие дожили до наших дней? Не потому ли, что до сих пор не исчезли причины, их породившие? Не по той ли причине, что современная правовая система так часто не отвечает таким фундаментальным нравственным понятиям как «ответственность», «воздаяние», «справедливость»? Когда органы правопорядка нагло бездействуют, а органы правосудия вовсю используют двойные стандарты. Когда явные убийцы остаются безнаказанными и ухмыляются в лицо родственникам ими же убитых… Если бы убийца Михаила Новьюхова понёс справедливое наказание по нормам уголовного законодательства, его брату не пришлось бы применять норму родового строя, брать грех на душу и, в конце концов, загубить и свою жизнь тоже.

Н.К. Партанов, Я.А. Яковлев
(г. Ханты-Мансийск)